Родители и дети, I-лекция 3

Четверг, 17 октября 2013 12:06

I, 30.01.2005, лекция 3

 

Видеосъемка Натальи Гилёвой

 

 

Сестра Павла: В прошлый раз расстались с кучей вопросов. Сегодня дальше попробуем там же копать. Я напомню несколько важных моментов из прошлой лекции.

Не брать ответ и вину на себя за поступки наших родителей, за их, например, не сложившуюся, не удавшуюся жизнь, вот этот момент. Снять родителей с пьедестала. Это нормально, когда маленький ребенок думает, что мама и папа – это весь мир. Но когда двадцатилетний человек думает, что мама и папа это весь мир, или еще как мы говорим «свет сошелся клином» – это уже патология. Можно конечно подумать, что это слово слишком серьезное, но на самом деле это так. А если патология, то не надо впадать в панику, только нормально начинать лечить собственную патологию. Потому что мы, когда приходим к выводу, что у нас что-то не то, то сначала у нас что? Траур. Это почти как похороны. Боже мой! Какой же я человек! Ну и всё, сели и плачут. Тут время не плакать, а надо бы, действительно, начинать разбираться с этим. Вот в чем дело. Не надо плакать это не конец света и никакая не трагедия, если я прихожу к выводу, что действительно в моей жизни много чего что не так, это нормально. И не стоит тоже впадать в панику, так как эти курицы, кто-нибудь смотрел фильм «Побег из курятника», такой мультик для взрослых? Предводительница курица говорит: «Не паниковать!» Все куры послушались первую секунду тишина такая, а потом все «аааааааа!» И мы так тоже так делаем. Ладно, значит, этот момент. И сейчас идем дальше по нашим пунктикам.

Мое тождество и мое место – это следующий пункт. Это всё в отношении родителей, чтобы уже каждый раз не повторять. И маленькое такое упражнение. Вспомните, когда встречаете ребенка, ребенку три годика, пять лет, десять лет. О чем мы спрашиваем у ребенка такого? «Кого ты больше любишь маму или папу?» Так хочется сказать одно красивое слово после вот этих вот вопросов безобразных. «Кого ты больше любишь маму или папу?» Или у нас есть еще один такой коронный вопрос: «Кем ты хочешь стать?» Подразумевается, чтобы родители тобой гордились. Или: «Кого ты больше любишь маму или папу?» Подразумевается в зависимости от того, кто спрашивает «мама лучше папы» или «папа лучше мамы?» Кому из нас приходит в голову спросить у ребенка: «Ты себе нравишься или нет? Тебе нравится то, что у тебя есть – ручки, носик, глазки?» Такой ребенок ходит, малыш, три годика ребенку, первый личностный кризис начинается, и «нравится или не нравится тебе?» «А как ты ходишь, тебе нравится или нет?» У трехлетнего ребенка кто из нас спрашивает, кто из нас задает такие вопросы трехлетнему ребенку? «Как тебе вообще живется?» Ребенок что-то делает, учится читать, рисовать, писать, вообще учится держать карандаш в руке. «Ты нравишься себе, когда вот это делаешь?» Нам даже в голову такой вопрос не придет. Мы спрашиваем по-другому: «Кем ты хочешь стать? Ты кого больше любишь маму или папу?» Один ребенок ответил: «Тебя». Два близнеца было, приходим, знакомая говорит: «А ты кого больше любишь маму или папу?» А один близнец говорит: «Тебя», а второй: «Бу-бу». Я так стою там сзади и думаю: «Молодцы, дети».

А теперь, а зачем я всё это говорю? Мое тожество, кто я? И еще, когда ребенок рождается, начинает подрастать, что мы еще говорим: «На кого он больше похож – на маму или на папу?» Большая часть черт маминых или больше папиных? Это очень важный момент – «на кого похож ребенок». Потом такой ребенок растет и когда такому ребенку 20, 30, «ребенку» 40 лет и больше и думает «это у меня от папы, это у меня от мамы», «способности от папы, внешний вид от мамы», ну и так далее. И что делать? «Где я нахожусь?» Так что первый вопрос, чтобы найти свое тожество – это где я? И кто такой я? Я – это мама? Или я – это папа? Или я это я? Где мои черты? Потому что кроме всех черт, которые были переданы мне родителями, есть еще мои собственные. Понимаете, если бы не было, то не возникало бы новых людей, не было бы разных темпераментов, этого всего бы не было. И поэтому стоит себе задать вопрос: «Где я?»

Только понимаете, когда нас с детства воспитывали вот тремя извечными вопросами: «Когда больше любишь маму или папу? Кем ты хочешь стать? На кого ты больше похож», то мы тогда начинаем задаваться вопросом «кто я?» мы начинаем ощущать чувство вины. И теперь, слушайте, хочу вам сказать очень важную вещь. Если вы начинаете искать собственное тожество или если вы начинаете искать собственное место в этом мире, то вы имеете на это полное право! И если начинаете при этом ощущать чувство вины, то надо попробовать действовать мимо этого чувства вины. Не всегда это возможно. Иногда действительно как-то в своей голове или в своем сердце можно отодвинуть это чувство вины. Иногда оно настолько глубокое, что это невозможно, нужен какой-то другой человек, чтобы более-менее помог. Еще раз повторяю, если я ищу свое тождество, задаю себе вопрос «кто я?», то я имею на это полное право. И право на это дал мне сам Бог, создавая меня. Не родители даже и никто другой, только сам Бог.

И я где-то уже это говорила, может быть в какой-то малой группе, но повторюсь. Посмотрите, есть заповедь у нас: «не произноси имени Господа Бога твоего напрасно». Мы обычно довольно поверхностно думаем об этой заповеди, но! какое имя Бога? У Бога есть несколько имен. Но когда Моисей спросил у Бога какое Твое имя, что мне казать евреям? Что мне сказать народу, чтобы они поверили, чтобы они услышали кто Ты? Бог что говорит? «Я Тот, Который Есть, Я – Сущий». И теперь, «не произноси имени Господа Бога Твоего напрасно». Это значит тоже: попробуй себя найти именно в этом русле. Он Есть, и я создана по его образу и подобию. И насколько я есть тогда? Насколько я реализую собственное тождество, насколько я нахожусь на собственном месте в этой жизни. Это сложные вопросы, а иногда они приносят очень серьезную боль. И хорошо, потому что пока болит, то еще живешь, а когда уже не болит, то это труп. Так что когда болит, не надо паниковать и переживать, можно поплакать, разрешаю вам поплакать, но не надо думать, что это конец жизни, потому что пока чувствуешь, то как раз жизнь продолжается. А когда ты уже в состоянии анестезии и тебе всё равно, а еще по каким-то святым Отцам почитаешь, что вообще человеку нужно «святое безразличие» так называемое, так у тебя все в голове так состыкуется и ты как труп так и продолжаешь ходить и реагировать. Так что первый вопрос «кто я?» А, есть еще одна важная вещь – бабушки и дедушки, потому что «я – мама», «я – папа» – это один вопрос. Есть еще вопрос «я – бабушка», «я – дедушка», насколько у меня от бабушки, насколько от дедушки. Это и к нам и к нашим детям относится, так что можете сразу на двух уровнях работать – «я и мои родители», и «я и мои дети».

Потом следующий вопрос – мое место в семье. Попробуйте себе ответить на этот вопрос: назовите свою функцию в вашей семье. Может я – это средство манипуляции. Как говорит жена мужу? «У тебя же ребенок, а ты денег не приносишь». Можно заниматься шантажом по отношению к мужу или к жене, потому что «у нас есть ребенок». Ну как же «ты ради ребенка…», да. Ей, конечно, хочется сказать «ради меня» но это ж неприлично. А мама, тем более, конечно, всё ради детей. Не надо так много дать ради детей. Это я вполне беру ответственность за собственные слова. На самом деле, дети не так уж сильно нуждаются в том, чтобы мы ради них отказывались от всего на свете, потому что мама не закончит учиться, не реализует себя профессионально, или папа, и потом, когда ребенку будет лет 20-25-30, это скажут ребенку, и что? Если отношения были довольно близкими, что начнет думать ребенок? Я думаю, вы многие знаете эту ситуацию по собственному опыту, что такое ребенок может начать думать – «лучше было не родиться». Средство манипуляции.

Следующий момент – элемент обеспечивающий гомеостаз. Значит, с мужем не могу договориться или с женой, ну, ребенку могу излить душу. Это страшное преступление, потому что я делаю ребенка суррогатным мужем или суррогатной женой. Это преступление, когда я свои взрослые проблемы рассказываю ребенку. Всё равно, сколько ребенку лет. Конечно, если у ребенка есть собственная семья, если этому ребенку за тридцать, чем-то можно поделиться. Но ребенок остается ребенком. Папа расскажет сыну своё, мама расскажет сыну тоже своё, им легче станет, конечно, легче станет, только никогда родители не знают до конца, какую тяжесть несут дети.

Следующий момент – какое мое место в семье? Может я источник проблем? «Если бы ты не родилась, у меня бы всех этих проблем не было». Еще хуже может быть, мама говорит: «Если б ты не родилась, то у меня бы с отцом всё было нормально». И другие похожие фразы. Еще может быть одна роль, которую ребенок принимает в семье, а вернее, которую родители внушают ребенку – это единственная любовь. «Ты моя единственная любовь». Понимаете, если ребенок у мамы или у папы единственная любовь это очень плохо. Рассказывала мне женщина страшную историю о том, как ее теща, свекровь, любит своего сына, ее мужа. А они там никак не могут наладить отношения, ситуация как бы понятная, да, свекровь, мальчик, его жена. И однажды в разговоре свекровь произносит слова «это моя единственная любовь, я, чтобы только он один был в моей жизни, я ради него сделала несколько абортов, потому что это моя единственная любовь». Понимаете, какой уровень патологии может быть у этой «единственной любви». Часто родители, которые в одиночку воспитывают своих детей, в основном мамы, но и папы тоже бывают, говорят: «Только мы с тобой есть на свете, только мы вдвоем». Контроль через так называемую «любовь».

Может в семье я – жертва. Такие ситуации тоже бывают, я не знаю, знаете вы или нет. Если бы я вам рассказала всё, что знаю, понимаете, не было бы лучше ни фантастического фильма, ни криминального. Есть тоже такие ситуации, когда моя роль в семье – это роль жертвы. В каком плане? Маме или папе нужно реализовать любовь к ближнему. Но первый ближний – это родные, значит, дочь или сын должны быть или неполноценны или должны быть больными или должны занимать такую позицию людей, которые никогда ничего не знают и тогда мама или папа начинают заботиться об этом человеке и как говорят? «Я всю жизнь ей или ему отдаю». Мама уже старенькая, уже не может, но ведь там сынок или доченька. «Доченьке» 45, ну ничего, «доченька» всё равно, «сыночек», «сыночку» под 50, тоже «сыночек», и такая, понимаете, беда. Это все из рассказов. «Я не знаю, я уже сама не справляюсь, но вот я ему нужна», или «я ей нужна». Я одной такой бабушке сказала, говорю: «Знаете, вы будете так сильно ей нужны, что когда придет Бог забирать вас на тот свет, то вы скажете: “Боже, извини, я не могу, потому что ей нужна, как же она будет жить без меня?” Трагедия просто. Только дело в том, что смерть много чего разрешает. Там уже не увильнешь, если в других вопросах ты не хочешь видеть и слышать правду, то когда приходит смерть, то хочешь – не хочешь, увидишь.

Значит так, какая роль у меня была в семье? Какое место, сколько процентов занимало мое развитие, мои чувства, мои переживания? Вообще, это кого-нибудь интересовало или абсолютно нет? Как насчет равноправия в семье?

Следующий момент – есть ли у меня право распоряжаться собственной жизнью? Право распоряжаться собой? Или я должна быть в распоряжении родителей? Это в принце тот же самый вопрос – «мое место», «мое тождество», только может несколько другая формулировка. Слова нас зацепляют разные, одного «место», а другого человека «тождество» где-то зацепит, еще другое слово «распоряжение». Значит, если я позволяю полностью собой распоряжаться и меня нет, я не занимаю собственного места, то я предаю себя, а это серьезный обман. Я живу просто в самообмане, и таким образом я ухожу от Бога.

Здесь я хочу два слова насчет молитвы сказать. Мы говорим, что молитва не идет, а если идет, то какая-то поверхностная или такое чувство как бы молюсь не о том. И в чем дело? Потому что я функционирую где-то на уровне какого-то рода самообмана. И поэтому молитва не идет, не выходит на чистоту. Может, я предаю себя. Это необязательно в отношениях с родителями, это не обязательно в отношениях с детьми. Это может быть в отношениях с любимым человеком или так называемым любимым человеком, с женой или мужем. Как я у себя на группе говорю: «Супружеская жизнь – это благословение». Одна женщина так сидит, я думаю «ага» и говорю: «Ну, некоторые считают, что это проклятие». От Бога-то было благословение, но мы же умнее Бога. Я тут наверное рассказывала этот пример, как мой двоюродный брат, еще маленький был и молился. В семье обычно после новостей молились «Отче наш», потом молитва Деве Марии, Символ Веры, и потом спонтанная молитва. И тут малой, не помню, сколько ему могло быть лет, посмотрел новости, в новостях передавали, что в Африке будет голод, так как какие-то червяки съели у них плоды. И малой молится: «Господи Боже, Ты сделай что-нибудь, чтобы африканцы не вымерли от голода. Я знаю, Ты Всемогущий, а я на всякий случай подскажу тебе три способа, как это сделать». Бог говорит, конечно, говорит, но у меня же есть собственная башка, извините за выражение, я ж тоже могу думать. Только я не знаю, почему-то получается так: когда действительно надо подумать, то мы полагаемся на Бога, а когда надо положиться на Него, думать начинаем. Ой, такие философы, тогда получаются, что аж не понятно плакать или смеяться.

Возвращаемся к нашей молитве. И молитва не идет. Бог присутствует в моей жизни, но не совсем живой как бы под каким-то колпаком. Он хочет говорить со мной, не с моей частью, которая от моей мамы или от папы. Или еще есть ведь целый пласт созависимостей – у меня есть еще, кроме мамы, папы, дедушка, бабушка, тетя, дядя, мои подружки, мои друзья, и поди, себя найти потом. Это вообще иногда нереально, как поразбрасываюсь вот так по кусочкам везде, по всем подружкам, потом возьми, всё это обратно собери. Значит, где-то какой-то обман, это так на полях, между прочим, вам говорю, может быть пригодится, если захотите молитву сделать более живой. Первый шаг будет очень неприятный, хочу вам сказать, и вообще я не знаю, почему вы так разрешаете мне сюда приходить, я же вам каждый раз говорю неприятные вещи (смеется).

Вот этот момент – если предаю себя, то чтó можно построить на лжи? Понятно, что если не через месяц будет облом, то через несколько лет точно. Вы можете мне сказать: «Ха, легко тебе так вот всё говорить! Если у нас уже давно устоявшиеся семьи, дети, внуки, нам надо о ком-то заботиться, куда-то бежать, всё уже схвачено – о чем теперь говорить?» Но у нас есть еще Бог и Дух Святой есть и Иисус, Который воскрес и живой. Может быть Он что-то может сделать, может быть. Мужчина на психотерапии говорит: «Я так хочу с моей женой поговорить, – они пока врозь живут, – но так боюсь, я не знаю…». Я говорю: «Ну, помолитесь, что ли» (смех в зале). Все мы верующие.

Так, следующий момент – распоряжаться собой или разрешить родителям распоряжаться мною – как этот момент разрешить? Первое – это разрешить себе быть собой, а особенно быть собой в их присутствии. Это сложно невыносимо, это поведет прямо к конфликту, начнут кричать, начнут орать. Если всю жизнь ты говорила «да-да-да, хорошо-хорошо», а если даже так не говорила, то тут же всё сразу сделала. И вдруг ты скажешь: «Слушай, мама, не сегодня, а через три дня я только смогу, потому что у меня сегодня завтра то, то, то, через три я дня я смогу это сделать». Помрет, вот прямо на месте помрет, инфаркт будет. Схватится за сердце, за желудок, печень, всё, смерть на месте. Просто у некоторых людей есть такая болезнь, называется истерика, великолепная болезнь, до такой степени интеллигентная, что если ты так вот напрямую не столкнешься, то ты глубин этой изящности никогда не узнаешь, романтика просто. Значит, позволить себе быть собой. Это приведет к конфликту. Смотрите, что я вам тут нарассказываю (смеется).

Из зала: Диверсия.

Сестра Павла: Диверсия, контрабанда. Это приведет к конфликту. И теперь, в чем будет заключаться вся ваша роль? Не дать себя поглотить чувству вины, понимаете. Вы начинаете потихонечку, вот на один процент решили проявить себя. А там истерика. Если истерика серьезная, то потеряют сознание. Вы не переживайте, поднимутся и будут жить долго, может, несчастливо, конечно, потому что, понимаете, это такое вот русло, которое называется несчастье. И так будет продолжаться, но поднимутся, не помрут. Реакция может быть агрессивной, только не меняйте линию поведения. Не надо останавливаться, не надо ничего менять. Без агрессии, спокойно терпите эти вот всякие напасти. Со временем может быть так, что привыкну, а может быть так, что обидятся до смерти – и тоже нормально. И не надо тут чувствовать никакой вины, потому что я имею право на собственную жизнь. Особенно, если это еще третьих лиц касается, например, мужа или жены, а это вопрос тещи или со свекровь. Значит, это вопрос границ, я думаю, уже многие из вас об этом размышляли, надо поставить границы. И, слушайте, этот момент, когда я ставлю границы – это не конфликт, это норма. Большими красными буквами где-то себе запишите и повесьте бумажку со словами, что:
мои границы – это не конфликт, это норма.

Если кто-то это принимает это как конфликт, то это не моя проблема, а той стороны проблема. Потому что если меня любят, то мне разрешат быть собой. И одновременно, конечно, скажут мне правду. Ты являешься собой, но что-то не туда идет, то тебе скажут: «Слушай, то и то». Но почему-то ты не почувствуешь себя задетой в своем достоинстве. Могут даже очень горькую правду сказать, а достоинство не затронут.

Может, уже у кого-то возникает вопрос: а что делать со всеми христианскими принципами? (смеется) Да?

Из зала: Да, они попираются.

Сестра Павла: Да, во-первых, обман – это против христианских принципов, и если я предаю себя и разрешаю родителям распоряжаться моей жизнью, или родителям, или общине, или близкому человеку, мужу, жене, детям, уж все равно кому, то я обманываю себя. И обманываю тоже их, потому что они тоже думают, что я их тоже люблю, а я их просто терплю, а может быть, вообще еле-еле, уже сил осталась на пол процента только. Значит, это против христианского принципа.

Предательство своего «я» – это тоже против христианского принципа, это тот же вопрос самообмана. «…Ближнего, как себя», но мы обычно делаем как? Мы всегда ближнего любим больше, чем себя. Бог от нас такого не требует. Всё просто, когда говорю. Я не знаю, будет ли это вообще в утешение. Хочу вам сказать, что я очень хорошо знаю, что говорю, сегодня очень хорошо знаю, что говорю. Я не знаю, будет ли это в утешение, я знаю лично, что говорю трудные вещи. И знаю лично, что когда вот слушаешь так со стороны, кажется всё прекрасно, все по полочкам разложено и так далее. А вот возьми потом в руки реально свою жизнь на практике. Свою жизнь на практике мне тоже приходилось брать неоднократно в руки, так что, может, поэтому потом у меня всё по полочкам разложилось, понимаете. Сейчас все это так красиво выглядит, вообще, «1а», «1б», «1в»… Это был момент христианских принципов.

Конечно, кто-то из вас может сказать: «А что с вопросом прощения?» Это я в конце хотела сказать, но скажу сейчас. Меня теперь все внимательно слушайте! Мы думаем, что решение вопроса, во-первых, находится в прощении – и это неправда. Прощение – это последний этап, последний, не первый. Сначала разбираюсь, что это вообще такое, чем здесь пахнет? Это корица, ванилин, что? Или, может… (смех в зале) Чем здесь пахнет, что это такое, как это выглядит? А потом, когда я уже чувствую, чем это всё пахнет, начинается подъем моих отрицательных чувств, которые были долгие годы подавлены. И здесь мы делаем очень серьезную ошибку, потому что мы говорим себе, что мы христиане, мы не можем испытывать таких отрицательных чувств – и вот это неправда! Слушайте, начинает подниматься злость, ненависть, хочется ругаться, может быть иногда даже матом. Поднимается что-то такое изнутри, ты смотришь на себя и думаешь: «Боже, я всегда такая пай-девочка и, вдруг, что это такое, что я тут испытываю?!» И пусть оно выходят. Только в тот момент, когда иду отрицательные чувства, попробуйте сказать Духу Святому: «Очищай меня!» И пусть это всё выходит.

Вопрос: Куда?

Сестра Павла: Не на ближнего! Это просто выходит. Например, вы начинаете что-то понимать, и там просто буря поднимается. Это не значит, что надо бежать к мужу или жене и говорить: «А ты…» Нет, дело только в том, чтобы не подавлять этих чувств. Пусть они выходят. Лучше всего, конечно, находиться одному в комнате тогда, потому что если побьете посуду это ничего, если побьете человека, который сильнее вас это тоже ничего. Но если там окажется под рукой ребенок… Ну в общем страшное дело.

Из зала: Головой об стенку лучше биться.

Сестра Павла: Иногда успеешь подумать, иногда не успеешь, но это серьезно. Вот этот момент. Эти чувства пусть выходят. Если эти чувства будут выходить с Духом Святым, то мы очистимся. Тоже иногда мы можем думать так. Я засоряю атмосферу, какая же аура у меня будет, если вот так? Некоторое время будет, извините, пожалуйста, за слово паршивая аура, извиняюсь за слово. На самом деле вот так. А потом она начнет очищаться, причем вы сами начнете ее очищать, когда уже будете излучать действительно истину. Так что все эти чувства пусть поднимаются. При этом неплохо молится Духу Святому. Как один мужчина мне говорил: «Я и ругался и Духу Святому молился. Но Духу Святому вы сказали молиться, а у меня не получается, то получается – то ругаюсь, то Духу Святому молюсь», говорит. «И знаете, что в этот момент я почувствовал, что Бог существует, что он на самом деле реально существует, не просто там какие-то сказочки, а реально существует, вот он рядом находится со мной». Ну и таким образом прихожу к истине.

Вот этот момент. И потом только, следующий момент, начинаю успокаиваться, когда вот это отрицательное из нас выйдет, чувство вины потихонечку потеряет силу. Начнет терять силу чувство вины. Когда оно начнет терять силу, вы начнете себя вести с большой дозой свободы. И понимаете как тогда здорово: ругают тебя – ладно, хвалят тебя – ладно, любят тебя – ладно, не любят тебя – ладно. И вот тогда получается святое вот это безразличие.

Из зала: Здорово!

Сестра Павла: А вот этого процесса, чтобы все вышло из нас не будет его, это будет только наигранная добродетель, маска.

Следующий момент – разрешить себе конструктивный бунт. Что это значит? Не капитуляция, «да всё, я ничего не сделаю, всегда будет так, ничего не получится у меня». Пусть делают, как хотят, пусть всё идет своим чередом. Короче, полная капитуляция, я собственной головой не думаю, собственным сердцем не чувствую, просто капитулирую. С другой стороны, может в нас деструктивный бунт – всё против родителей. И вот это «всё против родителей» может в какой-то момент может оказаться против меня тоже. Потому что, например, тоже один мужчина рассказывал, говорит: «Дурак-дураком, выбрал женщину, женщина ему очень нравилась, он ей тоже, полюбили друг друга, встречались, в общем, всё прекрасно. «Маму терпеть не могу», он говорит и вдруг мама говорит: «Какая у тебя прекрасная жена будет». И я подумал: «Маме нравится, не буду с ней жить», понимаете. Так что такой деструктивный бунт он тоже присутствует, всё против, даже если против самого себя. Против родителей даже во вред себе, но самое главное против них, это тоже не решение, это деструктивный бунт. А вот про конструктивный бунт я вам уже все рассказала, вот эти этапы: понять, дать выйти чувствам на волю, потом справиться с чувством вины, и потом уже спокойно… Понимаете, когда начнется вот это пространство свободы, там приходит прощение как бы само собой. О прощении я вам расскажу, это будет отдельная тема. Я планирую так, следующую тему еще раз про родителей, еще некоторые моменты, а потом тема про прощение.

А сейчас я бы хотела, чтобы мы как в прошлый раз записали несколько пунктов, которые помогут нам распознать нашу созависимость. Это будет только 12, не так как в тот раз, только 12 пунктов. Если у вас есть с собой листочки, то, пожалуйста, достаньте и будем всё записывать.

Проверка нашей созависимости. Значит, слушайте я здесь буду пользоваться словом «партнер» – это подразумевается папа, мама, дедушка, бабушка, тетя, дядя, дочь, сын, жена, муж, подруга, друг, и так далее. Посмотрите все ваши отношения, те, которых терпеть не можете, и те, которые вам кажутся просто замечательными и чудесными. Посмотрите внимательно, нет ли там созависимости. Это будет хорошим упражнением.

Один. Главное в моей жизни – это решение проблем партнера, независимо от того, сколько меня это стоит. Хочу вам сказать, что созависмость абсолютно не является любовью, потому что там нет истины и нет свободы. Если нет двух вот этих элементов – нет любви, чтобы мы себе ни говорили, чтобы нам ни говорили, чтобы мы ни говорили другим. Нет, без истины и без свободы нет любви. Есть созависимость.

Два. Мое хорошее самочувствие зависит от принятия меня партнером. Если мне с утра сказали, что «хорошо выглядишь», то у меня хорошее настроение весь день. Если ничего не сказали – так себе, а если сказали, что плохо, то вообще…

Три. Охраняю партнера, чтобы не увидел последствий своего поведения. «Я тебя обидел? – Нет, ты что, нет, всё нормально», а у тебя слезы уже тут, в носу. Здесь же. Обманываю, чтобы его огородить от столкновения с действительность, с его реальностью, даже так. Здесь же. Никогда не разрешаю говорить о нем плохо никому, и прямо ему в глаза и за глаза. А может где-то у кого-то есть реальные выводы насчет моего партнера, реальные выводы. Я не хочу это слышать. Почему? Потому что страшно боюсь. Понимаете, мы уже построили какие-то отношения, уже что-то есть в жизни. И если до меня начнут доходить голоса, что что-то не то с этим человеком, и понимаете, что получится – всё, разрушится моя состоявшаяся жизнь.

Из зала: Извините, пожалуйста, можно вопрос?

Сестра Павла: Да.

Вопрос: Как отличить? Ведь, может, я не хочу слышать какие-то домыслы, я знаю человека. Внутри ты будешь говорить: «А, говорите-говорите, всё равно я лучше знаю вас». Где эту границу найти?

Сестра Павла: Вопрос в том, что другие люди всё равно скажут то, что хотят сказать, и мы им не можем этого запретить. Тут вопрос в нашем отношении. Если я хорошо знаю человека, я уверена, что я хорошо знаю человека, и кто-то начинает об этом человеке говорить что-то другое, чем я знаю. Всё равно, хорошее или плохое, во всяком случае, что-то другое. Я даже не начала слушать еще. Здесь вот о чем речь идет. Я даже еще не начала слушать, только услышала что что-то плохо или что-то не то, и сразу: «Что это такое? Что ты говоришь? Всё это неправда!» В общем, готова грудью встать и защитить. Если я этого человека знаю, если этого человека люблю, пусть говорят что хотят. Если это умный человек говорит, то я скажу: «Слушай, знаешь, ты подумай сначала, а потом говори». Если это говорит, извиняюсь конечно, дурак, то его ничему не научишь, он как думал, так и будет думать. Тут в виду имеется вот эта доза свободы – я могу нормально воспринимать отрицательную информацию об этом человеке? Или я абсолютно закрыта на любую отрицательную информацию. Я ответила на ваш вопрос?

Из зала: Да, спасибо.

Вопрос: Можно еще вопрос. Если ты говоришь правду и этот человек начинает понимать, ты становишься источником раздора между партнером и этим человеком, и это может сломать всю жизнь. И я не знаю, как к этому отнестись.

Сестра Павла: Очень хорошо! И теперь вопрос вот в чем: поддерживать всю жизнь эту созависимость – значит, самообман и обман или разрушить отношения? Те люди, которые работали над собственным чувством вины и над собственной зависимостью, здесь, я знаю, есть такие, они очень хорошо знают, что приходит момент, когда многие отношения разрушаются и создаются новые отношения, потому что те отношения были обманом.

Вопрос: Вы хотите сказать, что мы таким образом, хотим или не хотим, а правду говорим, и в молитвы те люди, которые не понимали, они могут от этого измениться?

Сестра Павла: Они могут от этого измениться, а могут не измениться. Дело в том, чтобы мы не попадали в обман.

Вопрос: Сами мы?

Сестра Павла: Да. Понимаете, мы говорим «ближний», «помогать ближнему», и так далее. Первая задача, которую дал нам Бог – это спасти собственную душу. Что тебе, если ты постигнешь весь мир, а потеряешь собственную душу? Первое – это спасти собственную душу. И если я ищу истину, если я её говорю, другой человек, который захочет этим воспользоваться, он начнет думать и ему это пригодится, он это примет. Если человек закрыт, абсолютно закрыт, я могу никогда не достучаться до человека.

Из зала: А пробовать следует?

Сестра Павла: Если я пытаюсь спасти собственную душу, то в плане вот этого отсутствия созависимости, то тогда да. Но если я пытаюсь один раз, второй раз – ладно. Но если я пытаюсь двадцатый год – вот здесь надо пользоваться разумом. Мне очень нравится, один наш священник любит повторять «думать – это хорошая привычка», он на проповедях часто так говорит. «Думать – это хорошая привычка», поэтому думайте. Вот здесь как раз надо воспользоваться разумом. Просто мы обычно надеемся непонятно на что: а вдруг что-то изменится, а вдруг что-то свалится с неба, а вдруг чудо совершится. Вполне возможно чудо совершится, но дело в том, что у нас есть еще разум, и это тоже дар от Бога. И чудо – Его дар и наш разум – тоже Его дар.

Из зала: Но ведь иногда мы не имеем права вторгаться в чужое пространство.

Сестра Павла: Поэтому я говорю, что надо спасать собственную душу. И если я этим занимаюсь, а кому-то это не нравится и вторгаются в мое пространство, я защищаю свое пространство. А лезть, да, не имеем права.

Вопрос: Сестра Павла, а если это родной человек и ты видишь, что он катится и погибает?

Из зала: Спасать свою собственную душу всё равно.

Сестра Павла: Это правда, потому что, знаете, вот так отвечу. Когда это родной человек нам очень больно, но слушайте, есть одна такая тонкость, очень интеллигентная тонкость. Надо внимательно проверить – это боль оттого, что человек уходит непонятно куда, или это боль оттого, что я хочу контролировать, а до конца не могу проконтролировать.

Вопрос: А если вот первое?

Сестра Павла: И не слушается меня. И еще раз хочу вам подчеркнуть – это очень тонкая грань, очень тонкая. Не могу проконтролировать. Иногда под маской любви мы скрываем очень жестокий контроль на самом деле. Нам действительно больно от того, что наш близкий человек куда-то уходит. Иисус тоже смотрел, как Петр отрекался от Него и тоже смотрел на жизнь Иуды Искариота, и это были люди, с которыми Он три года не расставался. Понимаете, человек всё равно выберет сам. Если мы хотим человека держать, то ничего у нас в конечном итоге не выйдет. Знаете, почему коммунизм развалился? Извиняюсь за выражение. Понимаете, в чем дело, все ценности коммунистические они были сверху подготовлены и они дались людям как надстройка, люди не выбирали сами этих ценностей, не искали их, всё было готовое. Почитайте Надежду Константиновну – всё готовенькое, всё дано, всё у нас на подносе, жить надо вот так. Смотрите, чтобы у нас «Надежда Константиновна» не получилась в нашей христианской жизни! Десять заповедей пришли сверху и мы лично их приняли. Вот – тоталитаризм. А потом, говорим: «Я распятый, я чувствую себя распятым на Декалоге». Как один мне рассказывал очень интересный человек. Вот этот момент – всё давно, всё принесено, вот этому надо следовать, вот так надо жить и вот так надо. Вот так будете жить, и все будет хорошо, придем к светлому будущему. Как пришли, так непонятно как собираться обратно. И здесь тоже самое с близким человеком. Если это не его выбор, вы можете на ресницы встать (смех в зале). Это моё, в Польше так не говорят (смеется). Видите, как весело, вы такого русского не знаете. Хорошо, пойдем дальше.

Вопрос: Извините, а что касается контроля другого человека, это понятно. Но есть контроль над человеком, который еще не достиг определенной зрелости, если это подросток? Мы не можем полностью не контролировать его, или все-таки должны давать ему полную свободу в принятии выбора?

Вопрос: Мы должны давать полную свободу в принятии выбора, но к этой свободе мы должны воспитать ребенка.

Вопрос: А в какой момент мы считаем, что он уже воспитан?

Из зала: Всю жизнь.

Сестра Павла: Наверное, после смерти минут 15 (смех а зале).

Вопрос: А если я не воспитала его к этой свободе?

Сестра Павла: Четвертый. Пробую его склонить, чтобы поступал по моим советам. «Так как я тебе говорю – это единственный правильный путь».

Пять. Не обращаю внимания на собственные чувства и потребности, интересует меня только он.

Шесть. Сделаю всё, чтобы только не бросил меня. О! Это так мы знаем, да (смех в зале).

Из зала: Не то слово…

Сестра Павла: Не то слово, точно. Причем на самом деле всё, и вот это страшно.

Седьмой. Сделаю всё, чтобы только не гневался.

Восемь. Во всем что не получается, виню себя только себя. «Я же должна была подумать, я должна была предвидеть».

Девять. Намного лучше чувствую себя в бурных драматических, даже трагических отношениях, чем в нормальных. Достоевский в «Братьях Карамазовых» пишет «о бездне зла», но тоже «о бездне добра», очень хорошее выражение. Бездна любви, бездна. Не важно, что бездна, важно, что любви. И вот так и живем.

Десять. Обычно чувствую себя использованной. Потом уже, когда приходит момент рефлексии, потом, сначала чувствую что-то не то, а потом до меня доходит потихонечку: «Опять использовали».

Одиннадцать. Я притворяюсь, что всё в порядке, хотя как раз наоборот.

Двенадцатый пункт, коронный, сейчас увидите. Нет более важного дела, чем борьба за удержания любви партнера. Флаг в руки – и вперед! Как женщины обычно думают, мужчины тоже иногда, но почему-то мужчины реже, вот тут можно было бы поучиться у них. «Нравлюсь я ему или нет? Если я так оденусь – нравлюсь или нет? Если я вот так встану – буду нравиться, или нет?» А вопрос не придет в голову вообще: «Этот человек меня достоин?» Никак почему-то. А вот это «нравлюсь – не нравлюсь» – что это такое? Это продажа, я выставляю себя на продажу. (Вздыхает) Это всё, что я сегодня хотела сказать.

 

Добавить комментарий


Защитный код
Обновить

2013 © SestraPavla.ru

Создание сайта
Студия Front-Web